Глаза чужого мира. (Томск, 1991) - Страница 71

— Во вселенной вообще нет стабильности. Циклы меняются, все течет, все изменяется, все повторяется, все подвержено мутациям. Мои цены согласуются с космосом и подчиняются тем же законам, изменяясь в зависимости от нужд заказчика.

Кугель с неудовольствием отпрянул назад, на что стеклодув протянул руку и забрал оба каспа.

— Что ты собираешься делать? — воскликнул Кугель.

— Расплавлю стекло обратно, что же еще?

— А как же с тем каспом, который является моей собственностью?

— Его я оставлю в память о нашем разговоре.

— Подожди! — Кугель перевел дыхание. — Может быть, я и заплачу твою грабительскую цену, если новый касп такой же чистый и идеальный, как и старый.

Стеклодув осмотрел сначала старый касп, потом новый.

— С моей точки зрения, они одинаковы.

— А как с фокусом? — требовательно спросил Кугель. — Поднеси оба к глазам, посмотри, и если все в порядке, я плачу!

Стеклодув поднял оба каспа к глазам. Сквозь один из них он увидел Чужой Мир, сквозь другой — реальность. Пораженный, стеклодув покачнулся и упал бы, если бы Кугель в своем волнении за безопасность каспов не поддержал бы его и не отвел к скамейке.

Забрав каспы, Кугель бросил три терции на прилавок.

— Все на свете течет, все изменяется, вот и твои сто терций превратились в три.

Стеклодув, слишком ошарашенный, чтобы ответить что-либо вразумительное, забормотал и попытался поднять руку, но Кугель уже вышел из его мастерской.

По пути он в уме повторил предстоящую беседу с Магом, пытаясь представить себе все, что только может произойти, перебирая в уме разнообразные варианты. И, наконец, впереди показались спиральные зеленые башни, в которых играл солнечный свет — дом Никоню, Смеющегося Мага!

Кугель остановился и начал смотреть на это эксцентрическое строение. Сколько раз во время своего путешествия представлял он себе, как будет стоять на этом самом месте, а Никоню, Смеющийся Маг, будет находиться в его власти!

Он пошел по дороге из темно-коричневого кафеля, и с каждым шагом каждый нерв его тела, казалось, напрягался все больше и больше.

Он приблизился к входной двери и заметил на ее большой панели предмет, на который раньше не обратил ни малейшего внимания: лицо, вырезанное из древнего дерева — измученное лицо с впалыми щеками и острым подбородком, широко раскрытыми глазами, тонкими губами и оскаленным ртом, который, казалось, издавал крик отчаяния или мольбы о пощаде.

Рука Кугеля, занесенная для стука, так и осталась висеть в воздухе, и он почувствовал в душе своей внезапный холод. Он отпрянул от измученного деревянного лица и проследил за направлением этих широко раскрытых страшных глаз: через реку Кзан, за холмы, которые поднимались там своими вершинами покуда хватало глаз. Он заново обдумал свой план, вспоминая его до мельчайших подробностей. Был ли в нем изъян? Вроде бы нет. Если Никоню откроет подмену, Кугель всегда может попросить прощения, сказать, что ошибся, и отдать настоящий касп. А каких больших преимуществ можно было добиться с помощью столь маленького риска! Кугель опять подошел к двери и постучал.

Прошла минута. Очень медленно одна створка двери распахнулась. Повеяло прохладой, смешанной с каким-то горьким запахом, который Кугелю не удалось определить. Солнечный свет, падающий через его плечо, проникал на каменные плиты пола.

Кугель неуверенно уставился в вестибюль, совершенно не желая входить без приглашения.

— Никоню! — позвал он. — Выйди и скажи, что я могу войти в твой дом. Я не желаю больше, чтобы меня несправедливо обвиняли!

Внутри дома раздался какой-то шорох, потом шарканье ног. Из боковой комнаты вышел Никоню, и Кугелю показалось, что в его внешности и манерах произошли какие-то перемены.

Большая мягкая желтая голова, казалось, еще свободнее болталась на шее, чем раньше; челюсть обвисала, нос висел, как сталактит, подбородок казался просто прыщиком под большим дергающимся ртом.

На Никоню была надета большая квадратная коричневая шляпа с опущенными полями, черная с коричневым атласная блуза, темно-коричневые панталоны с черными кружевами — очень красивая одежда, которую Никоню совсем не умел носить изысканно, и создавалось впечатление, что он к ней не привык и чувствует в ней себя крайне неудобно. А поздоровался он с Кугелем более чем странно.

— Ну, человек, что тебе здесь надо? Ты никогда не научишься ходить по потолку, стоя на руках. — И Никоню закрыл рот обеими руками и захихикал.

Кугель с удивлением поднял брови, не понимая, что происходит.

— Мне надо совсем не то. Я пришел к тебе по крайне важному делу, в основном, сообщить, что твое поручение выполнено.

— Великолепно! — вскричал Никоню. — Тогда скорее давай сюда ключи от хлебницы!

— Хлебницы?! — Кугель в изумлении уставился на него. “Может быть, Никоню сошел с ума?” — Я Кугель, которого ты послал на север с поручением. Я вернулся с волшебным каспом, с помощью которого можно смотреть в Чужой Мир!

— Ах, да, конечно, конечно! — вскричал Никоню. — Бразм-сзаст. Боюсь, я немного напутал. Среди стольких дел и поручений. Все не так, как было раньше. Но сейчас я вспомнил. Я приветствую тебя, Кугель, ну, конечно же! Все теперь ясно. Ты ушел, и ты вернулся. А как поживает друг Фрикс? Хорошо, надеюсь? Я так скучал без него! Великолепный парень, этот Фрикс!

Кугель согласился без всякого энтузиазма.

— Да, Фрикс действительно был моим другом, неиссякаемым источником поддержки в моих долгих скитаниях.

— Великолепно! Заходи же! Я должен угостить тебя вином. Что ты предпочитаешь, сз-юз или сак-зсм?